Герои Шумера

"По отцу своему, Экзекестиду, Солон происходил из старинной царской фамилии Кодридов, а по матери находился в родстве с Писистратидами. В юности он приобрел всестороннее образование, а частые путешествия, которые он предпринимал в качестве купца в зрелом возрасте, дали ему знание людей и разнообразный жизненный опыт. В продолжение всей жизни страсть к знанию была главной чертой его характера:

“Не переставая учиться, я приближаюсь к старости”, -говорит он в одном из своих стихотворений; утверждают даже, что на смертном одре он просил окружающих говорить громче, для того чтобы он еще чему-нибудь мог научиться. За высокое образование и практическую мудрость, выказанные во всех житейских делах, в его стихотворениях, равно как и в политической деятельности, он считался между первыми в числе семи греческих мудрецов. Солон был воплощением истинно греческого характера: с чистым и кротким нравом, с доброжелательным, ясным и открытым для позволительных наслаждений жизни сердцем он соединял полноту силы и энергии, был постоянно деятелен на благо своего отечества, которое он больше всего любил, которому служил с полным бескорыстием.

Первые известия о политической деятельности Солона относятся к 604 г. до Р. X., когда он побудил афинян к завоеванию потерянного Саламина.

Внутренняя вражда партий, знати и народа, усилившаяся еще вследствие Килонова восстания, ослабила внешние силы Афин. Государство до того опустилось, что небольшая Мегара, ставшая во враждебные отношения с афинянами, вероятно, вследствие подавления Килонова восстания, могла захватить у них остров Саламин. Все попытки к возвращению Прекрасного острова были бесплодны, так что наконец, в сознании слабости, афиняне решились пожертвовать им, даже издали закон, по которому смертная казнь грозила каждому, кто только осмелится представить народному собранию устное или письменное предложение о возвращении Саламина. Стремительное юношество вскоре стало недовольно законом, но, ввиду смертной казни, никто не отваживался нарушить его. Тогда Солон решился преступить запрещение, сковывавшее благородные силы Афин, и освободить свое отечество от недостойного позора. При помощи своих друзей он стал распространять о себе в городе слухи, что помешался и не должен быть выпускаем из дому. И вот однажды он внезапно выскочил из дому в дорожной шляпе, прошел поспешно по улицам на площадь и, когда собралось много народу, произнес стихотворение, заранее сочиненное. Стихотворение, от которого до нас дошло только несколько строчек, начиналось так:

Я сам являюсь вестником с любезного острова Салолина,
И вместо речи народу приношу прекрасное стихотворение.

Он выдавал себя в нем за вестника, будто бы посланного на Саламин и теперь возвратившегося, и извещал о значении потерянного острова, о наглости господствующих там мегарцев, об упреках тайно дружественных афинянам саламинян, говорил о минувшен славе в сравнении с настоящим позором и таким образом порицанием и насмешкой до того возбудил гордость и любовь к отечеству в афинянах, что, когда наконец в заключительных стихах:

На Соланин, чтобы сразиться нам за любезный остров
И вполне сбросить с себя гнетущий позор!

он вызвал на отважный подвиг, воодушевленный народ тотчас же решился снова завоевать остров. Сам Солон был избран полководцем, и война была возобновлена.
Самый обыкновенный рассказ о возвращении Саламина гласит следующее. Солон поплыл с Писистратом, поддерживавшим его планы, к лежащему против юго-восточной стороны Саламина аттическому мысу Колиасу, где в то время афинские женщины приносили, по старому обычаю, жертву Деметре. Отсюда он переслал на Саламин надежного человека, который выдал себя за перебежчика и побуждал управляющих островом мегарцев немедленно переправиться с ним на мыс Колиас, в случае если пожелают захватить в свою власть знатнейших жен афинских. Увидя, что мегарский корабль отплывает от острова. Солон приказал женщинам освободить места, а юношам, у которых еще не было бород, облечься в их платья, головные повязки и башмаки и с кинжалами, спрятанными под одеждой, играть и плясать на берегу, пока враги не высадятся и кораль не сделается верной добычей. Обманутые мегарцы бросились на мнимых женщин и все без исключения были истреблены; афиняне же поплыли и овладели островом. По другому рассказу, Солон, по совету дельфийского оракула, сначала один переправился ночью на Саламин и для приобретения благорасположения и содействия принес заупокойную жертву саламинским героям Перифнму и Ких-рею. Затем, в сопровождении 500 охотников, которым было обещано обладание островом, он отправился на множестве рыбачьих челноков, имея в запасе тридца. тивесельное судно, пристал к отдаленному мысу острова. Когда же мегарцы прислали туда для разведы. вания корабль, то Солон захватил команду и приказал некоторой части своих людей плыть на захваченном судне по возможности втайне к городу Саламину; сам же с остальными отправился к городу берегом, и, между тем как мегарцы вышли ему навстречу и еще продолжали здесь схватку, город уже был в руках у высадившихся с судна. Тем из врагов, которые не пали в битве, предоставлено было право свободно оставить остров.

Но мегарцы еще не отказались от войны, и обе стороны в продолжение значительного времени наносили друг другу много вреда, пока наконец спартанцы, избранные в третейские судьи, не положили конец спору. Суд, составленный из пяти спартанских мужей, выслушав оправдательные доводы сторон, присудил остров афинянам. Говорят, что Солон в этом юридическом споре воспользовался авторитетом Гомера, вставивши стих в каталог кораблей Илиады и прочитавши перед судом:

Мощный Аякс Теламонид двенадцать судов сала.шнеки а Вывел и с оными стал, где стояли афинян фаланги

Во время своих путешествий Солон внимательно наблюдал политическое состояние различных греческих государств, и его проницательный взгляд повсюду открывал возвышение среднего класса. Промышленное население не выносило более ограничений, наложенных на них привилегированной знатью, во многих местах восстание и насилие первых сломило наследственное могущество знати и уничтожило их привилегии, в других еще тянулись между соперниками разногласия и споры, но проницательный наблюдатель не мог сомневаться, на чьей стороне будет победа, И в своем отечестве Солон нашел тот же раздор сословий, заставлявший опасаться, что насильственный взрыв народного негодования подведет государство к краю страшной пропасти.

Убийством участников Килонова восстания при алтарях богов Мегакл и его приверженцы запятнали себя гнусным пролитием невинной крови и своим безбожным злодеянием навлекли гнев богов на Аттическое государство. Взволнованный, возмущенный на-оод а в среде его спасшиеся из Килоновой партии и родственники убитых, требовали наказания Мегаклу и его товарищам, для того чтобы их вина не лежала бременем на целой общине. Но могущественная и гордая фамилия Алкмеонидов смеялась над требованиями народа, а евпатриды приняли ее сторону и содействовали ей, так как, по их мнению, в деле одной фамилии им нужно было защищать значение целого сословия. Таким образом возникла бурная борьба партий, грозившая кончиться пагубной революцией. Когда жар вражды достиг высшей степени, Солон стал между враждующими партиями и укротил бурю. Его красноречивые слова убедили сословных товарищей в их несправедливости, обратили их внимание на грозящую опасность и довели Алкмеонидов до того, что они выразили желание подчиниться судейскому решению, В 597 г. до Р. X. был учрежден суд из 300 добрых граждан, который и признал Алкмеонидов и их сообщников подверженными проклятию и обрек их на изгнание из отечества; кости умерших до приговора были выкопаны и выброшены за границу.

Но этим граждане еще не были успокоены. Война с Мегарой за остров Саламин велась не всегда счастливо, разнообразные страшные вестники несчастья, зараза и неурожай пугали народ и служили для него доказательством, что милость богов отвращена от города. Думали, что город запятнан Килоновым преступлением и злодеяниями враждебных партий, гнетущее сознание вины тяжело лежало на всех сердцах и ослабляло энергию. И здесь Солон был добрым гением города. Мудрый муж увидел, что несчастное положение народа не может быть устранено обыкновенными средствами, поэтому он еще более укрепил сердца в сознании вины и в потребности покаяния и призвал тогда для очищения и целительного примирения общины человека с высоким жреческим значением, Эпименида Критского, которого греки считали любимцем богов, просвещенного в божественных предметах чудесным светом таинственной мудрости. Мудрым советом и утешением и священными обрядами примирения он уже восстановил в некоторых города и семьях нарушенный мир; теперь почтенный муж божий явился и к афинянам для принесения им своего мира, год спустя после изгнания Алкмеонидов, Он совершил примирительные обряды, примирительные жертвы и очищения. С вершины холма Ареса (Ареопага) он согнал стада черных и белых овец; там, где ложилось каждое отдельное животное, быд воздвигаем алтарь, а животное обрекаемо в жертву известному богу, черные — богам подземного мира н смерти, белые—богам неба и света. Богослужения были вновь приведены в порядок, в особенности вменено было в обязанность всем афинянам поклонение примиряющему и исцеляющему Аполлону, богу света, были сообщены молитвы и песни, служившие к возвышению сердец, прибавлением жертв был умерев плач по мертвым, смягчена была страстная пылкость, с которой аттические женщины совершали до сих пор погребальные обряды и многое тому подобное. Этим путем удалось ему избавить сердца от страха перед гневом богов; граждане чувствовали себя как бы вновь рожденными, бодро и с уверенностью смотрели в будущее. Правительство хотело отплатить Эпимениду за благодеяние талантом серебра, но старый муж выпросил только одну ветвь со священного оливкового дерева, которое, по рассказам, посажено было в Акрополе самой Афиной и от которого, по мнению афинян, происходили в стране все другие оливковые деревья. С этим вознаграждением отправился он домой, но благодарные афиняне впоследствии соорудили в честь его статую пред храмом Деметры, на юго-востоке от Акрополя.

Успокоением страны афиняне были обязаны Солону. В знак почетного признания его заслуги они избрали его послом в совет амфиктионов, происходивший весной 595 г. в Дельфах; никто другой не имел таких прав на представительство примиренного с богами города при великой жертве в Дельфах. В заседании амфиктионов Солон предложил наказание крисейцев, которые, как рассказано выше, в статье о Клисфене, не соблюдали правил относительно священного оракула, и возбудил священную войну, которую афиняне, в союзе с Клисфеном Сикионским и фессалийской знатью, выдержали победоносно. Этим путем Солон снискал своему отечеству благодарность влиятельного дельфийского жречества, а вместе с тем и направил сограждан снова на путь отважных предприятий.

Солон своей деятельностью уже оказал отечеству великие услуги, но он видел, что без коренного изменения государственного устройства не может быть надолго утверждено благо государства. Знать все еще оставалась в исключительном обладании государственной властью н имела мало желания отказаться от своих преимуществ, с помощью которых ей возможно было удовлетворить своему корыстолюбию, угнетать и грабить низшие классы. Государство не могло приобрести значительной силы, пока не были сняты оковы с народа. Хотя во времена патриотического одушевления недовольные голоса на минуту замолкали, тем не менее упрямство правителей вызывало всегда новое сопротивление н неотступнейшие требования, так что мятеж, гражданская война и тирания постоянно грозили в близком будущем. Солон думал поэтому о решительном средстве. Он стал на сторону народа и пытался побудить своих сословных товарищей, евпатридов, пожертвовать своими опасными преимуществами, положить конец своему корыстолюбивому поведению и подчиниться новому порядку, способному утвердить безопасность всего государства. Знать покорилась наконец силе обстоятельств, надеясь на честный характер и беспристрастный образ мыслей Солона, которому одному могло быть передано дело примирения; но уступка ее была односторонняя, именно она касалась только приведения в порядок долговых отношений. Здесь, очевидно, заключалась величайшая опасность; вопросы же о государственном устройстве знать откладывала или надеялась совсем обойти их. Таким образом в 594 г. знать избрала Солона первым архонтом и дала ему полномочие “быть водворителем мира между знатью и народом и издателем необходимых для этого законов”.

Крайняя партия народа требовала совершенного уничтожения долгов и закладных столбов, в качестве закладных знаков стоявших по поземельным участкам, и нового поземельного раздела. Но Солон не мог Уступить этому слишком далеко идущему требованию; уже самые необходимые меры, без которых невозможно было продолжение мирной государственной жизни, требовали насильственных вторжений в существовавшие частные права. Многие из народа занимали деньги у богатой знати под залог своего тела, многие были уже осуждены на рабство своим кредиторам. Этим людям помощь могла быть оказана не иначе, как совершенным уничтожением их долгов, безвозмездным восстановлением их свободы. Выкуп тех, которые были уже проданы в рабство за пределы страны, Солон возложил на государство. Напротив, тот, кто обладал недвижимой собственностью, ломами или пашней, и занял под нее деньги, не мог быть освобожден от своего долга. Солон, однако, позаботился о том, чтобы и им была облегчена уплата. Этого он достиг посредством изменения в монете. Солон велел чеканить менее веские драхмы вместо прежних, так что теперь 100 новых драхм по цене серебра равнялись 73 старым, и затем определил, чтобы все долги были уплачиваемы новой монетой. Кроме того были умерены указные проценты на деньги, занятые до 594 г. под залог недвижимого имущества, и было постановлено, чтобы долги могли выплачиваться незначительными суммами в определенные сроки. Само государство отказалось от всех следуемых ему денежных штрафов и обязательств и провозгласило всеобщую амнистию, так что все, кто до архонтства Солона потерял часть своих гражданских прав, снова получил их вполне, за исключением тех, кто был изгнан из страны за убийство или за попытку водворения тирании.

Упомянутые меры называются сисахфией, т. е. снятием бремени, ими были устранены все ущербы и несправедливости, которыми до сих пор сопровождалось господство знати. Но для того чтобы впоследствии подобное положение не так легко возвратилось. Солон постановил, чтобы впредь никто не смел “занимать под залог тела”, закладывать при получении денег свою личность. Подобный залог не имел никакой юридической законности. Продажа аттического гражданина в рабство была запрещена под страхом смертной казни. А для того чтобы беднейшие классы не так легко подвергались опасности перехода своих участков в руки богатой знати, был установлен определенный неизменный размер поземельного участка. Сисахфией Солон дал обедневшему народу новое существование и мирным путем доставил ему выгоды, которые в других местах добывались только кровавыми волнениями. По народ и большинство умеренных из его среды не хотели останавливаться на раз испробованном пути; они чувствовали потребность в твердой и постоянной защите против судебной и правительственной власти знати, необходимость коренного изменения в государственном устройстве. Поэтому, когда Солон по истечении года сложил с себя правительственную власть, друзья и руководители граждан побуждали его присвоить себе единодержавие и продолжать с этой властью преобразование государства. К тому же он происходил из старинного царского рода Кодра, который евпатриды несправедливо лишили господства, а опыт других городов Греции показывал, что только власть тиранна может принудить знать к удовлетворению притязаний народа. Говорят, что и дельфийский оракул советовал ему водворение тирании своим изречением:

Садись посреди корабля и бери себе в руки кормило, На помощь много столпится кругом тебя мужей афинских. Но Солон отверг все предложения, мало беспокоясь о просьбах и порицании. “Тирания,— говорил он,—это прекрасная дача, не имеющая выхода”. Его сердце было свободно от властолюбия и себялюбия, он был слишком благороден я велик, чтобы повергнуть свое дорогое отечество в тиски тиранического господства, и предпочитал положить с помощью нового государственного устройства прочное основание к созданию его свободы, открыть своим согражданам верный путь свободного самоуправления.

Знать не могла отказать в своем доверии Солону вследствие его твердого, бескорыстного поведения, она должна была признать целесообразность его мер, хотя ей и приходилось терпеть от них, и поэтому, когда народ все настойчивее требовал коренного изменения в государстве, она определила “избрать Солона Устроителем государства и законодателем, с полномочием уничтожать или сохранять в настоящем и существующем то, что ему покажется нужным”.
Таким образом в следующий за своим архонтством год Солон приступил к трудному делу нового устройства.

В то время народонаселение Аттики распадалось на три партии. Так называемые педиеи, т. е. обитатели равнины, состояли большей частью из богатых знатных землевладельцев, усадьбы которых лежали в плодоносной равнине долины Кефисса и около Элев-сиса. Педиеи стремились к полному господству знати, к аристократическому правлению. Противную сторону держали диакрии, или иперакрии, обитавшие в гористой местности и в Марафонском округе и бывшие свободными земледельцами, чьи небольшие участки уже подвергались опасности попасть в руки богатой знати. Эти диакрии, испытавшие самый тяжелый гнет, были жестокими врагами господствующей знати и требовали полного устранения ее влияния; их целью было полное господство народа, демократия. Середину между этими двумя крайними партиями занимали парады—жители берега, потому что партия их опиралась главным образом на население западного берега Аттики, на ремесленников, моряков и торговцев. На эту-то среднюю партию, которая довольствовалась умеренными, соответствующими обстоятельствам реформами, не желала ни тяжелого господства аристократии, ни полного народного господства, и оперся Солон.

Солон исходил из положения, что все свободные граждане аттической земли должны участвовать в государственном правлении, а не одна только знать на основании своего родового преимущества. Но это еще не должно было делать всех граждан равноправными; Солон размерил права и обязанности отдельных лиц по имуществу, конечно, недвижимому, отчего устройство его стало тимократией. Чем больше было у гражданина недвижимого имущества, тем больше прав он имел на государственные почести, тем большие вместе с тем налагались на него и обязанности. С этой целью Солон разделил всех граждан на четыре класса. Первым классом были пентакосиомедимны, к которым принадлежали самые богатые граждане, все те, чистый доход которых с владений простирался ежегодно по меньшей мере до 500 меди м нов ячменя или соответствующего этому количества вина и масла. Мед ими ячменя равнялся ценой драхме или пвце. Второй класс назывался иппеи, “всадники”; доход их простирался от 300 до 500 медимнов. Следующий класс, зевгиты, “двуконники”, имевшие по меньшей мере столько земли, что могли содержать пару мулов, получали доход от 150 до 300 медимнов. Тог же кто имел меньше, принадлежал к четвертому классу, фитам, “поденщикам”.

Сообразно с этими подразделениями были определены главные обязанности граждан относительно государства, уплата податей и военная служба. Подати взимались только в чрезвычайных случаях, военная же служба была распределена следующим образом. Фиты, по большей части люди, которые жили насущным хлебом и благосостояние которых легко могло быть разрушено походом, должны были призываться только в крайнем случае, при вторжении неприятеля, на защиту земли, да и тогда только легковооруженными. Следующий высший класс, зевгиты, был самым многочисленным; они служили оплитами, или тяжеловооруженными, и образовали ядро войска. За оплитом следовал его раб в качестве оруженосца. Иппеи, состоя по большей части из менее богатой знати, отправляли конную службу; для этого они содержали боевого коня, да сверх того лошадь для раба. Первый класс, самый немногочисленный, состоявший преимущественно из богатейшей знати, должен был содержать флот, снаряжать и вооружать 48 государственных трирем.

Сообразно с этим были распределены и государственные права, участие в управлении и почетных должностях. Только три первых класса, отправлявшие военную службу, могли быть избираемы на общественные должности и в совет четырехсот, а из них только первый класс имел право на высшую государственную должность, архонтат. Все классы были призываемы с равным правом голоса в народное собрание (екклисию, вече). Народное собрание составляло основу верховной власти государств, оно избирало государственных чиновников, определяло законы и решало вопросы о войне и мире. Выборные из целого рода, в числе 4000 граждан, образовали суды для уголовных преступлений и для апелляций на приговоры судебных чиновников в частных делах. Этим учреждением и была так называемая илиэя, члены которой носили имя илиастов. Таким образом, по эаконодательству Солона, народ в полном составе имел участие во всех важнейших делах государства, богатейшая же часть знати обладала, как и прежде, высшими правительственными должностями, так как первый класс граждан состоял большей частью из знати. Но сравнительно с прежним все же существовал! важное различие в том, что народ мог выбирать чиновников из се среды по своему усмотрению; сверх того, знать обладала этим правом не вследствие своего рождения, ибо каждый незнатный, если только о имел необходимое имущество, мог получить одинаковые с ней права.

Рядом с советом 400, члены которого избирались из первых трех классов и ежегодно менялись, Солон учредил второй совет, ареопаг, состоявший из пожизненных членов и пополнявшийся архонтами, которые безукоризненно отправляли свою должность. Следовательно, он был составлен только из граждан первого класса, старейших мужей преимущественно консервативного направления, испытанной рассудительности и богатого жизненного опыта, и образовал спасительный противовес большому совету, который своем настроении и направлении руководился более изменчивыми желаниями народа, В круг его правходил верховный надзор над всей республикой, на . нравственным состоянием народа в общественной домашней жизни, следовательно, и над воспитанием применением законов и богослужением; сверх того он служил судебной палатой по делам умышленного убийства. В качестве уголовного суда коллегия ареопага существовала уже гораздо раньше Солона, и вероятно, что ей, как аристократическому совету, уже раньше передано было руководство и наблюдение за важнейшими государственными делами. Поэтому Cолон, собственно, удержал старый аристократически совет рядом с демократическим советом 400 и только точнее определил его права.

Кроме этой основы государственного устройств приведения в порядок правительственной и судебной власти, законодательство Солона заключало еще множество законов и определений, касавшихся жизни нравов народа, земледелия, ремесленной деятельности, торговли, отеческой власти, наследственного правоспитания, женской роскоши, свадебных и погребальных издержек и т. п. Во всех этих определениях господствует тот же дух справедливости и гуманности имеющий в виду свободное нравственное развитие которым отличается все законодательство Солона. Между тем как в Спарте законодательство Ликурга ограничило образование мужчины тесными рамками, дало народной силе узкое, одностороннее, направленное преимущественно на войну воспитание, Солон заботился о свободном движении всех сил народа, о побуждении граждан к свободному, приятному развитию, к всестороннему духовному образованию и'нравствен ном у достоинству.

Для всеобщего сведения новые законы были выставлены на Акрополе. Они были написаны на трех- и четырехгранных деревянных столбах пирамидальной формы, которые могли вращаться вокруг своей оси.

По общему мнению, Солоново законодательство признается за дело великой политической мудрости; будучи сообразным с тогдашним состоянием общества, оно представляет мудрую смесь аристократических и демократических элементов, развитие которой до полного господства демократических элементов осталось на долю последующих поколений. Солон сам говорит о своем труде:

Я предоставил народу столько значения, сколько должно,
Я оказал ему не много чести и не мало.
Но мне не следовало унижать также и тех,
Кто имел влияние и кого возвышало богатство.
Поэтому я взял и покрыл большим щитом обе стороны.
Не предоставляя никакой из них несправедливой победы.

Но трудно угодить всем в важных делах. Ближайшие современники были мало довольны новыми учреждениями; одни считали себя в излишней потере, другие же в слишком незначительном выигрыше. Для избежания порицания и упреков, запросов и требований изменения того или другого учреждения Солон отправился в новое путешествие, взяв предварительно с афинян клятву в том, что в продолжение 10 лет они будут следовать его законам.

Прежде всего он отправился в Египет и жил там некоторое время в обществе царя Амазиса и ученых жрецов Псенофиса Илиопольского и Сонхиса Сансского. Затем он переправился на Кипр к царю Филокипру, у которого снискал большую дружбу и уважение. Город Фнлокипра, Эпия (Высокий), лежал на суровом взгорье, отличавшемся плохой почвой. Cолон побудил его к перенесению города в плодоносную равнину, лежавшую при подошве горы па берегу моря где находилась превосходная гавань, н даже помогал ему при совершении постройки. Вскоре город, в который поселенцы текли во множестве, достиг пышноц блеска, так что возбудил зависть в остальных кипрских царях, а Филокипр назвал его в память Солон;

Соли. Солон вспоминает об основании города в свои;
элегиях, где он приветствует Филокипра такими словами:
Живи теперь, царственный благодетель солийцев, долго
И счастливо в городе, и да наследуют тебе в счастье дети.
Меня же пусть отнесет безопасно назад с прекрасного
острова
На быстром корабле Киприда в фиалковом убранстве.
Пусть за постройку города она дарует мне благосклонность и возврат
В родимую сторону и почтит чело мое венцом.

Рассказывают, что известный своим богатством лидийский царь Крез, почитатель греческого образования, пригласил Солона во время его десятилетней путешествия за его мудрость и славу к своему блестящему двору и вел там с ним переданный Геродотом и всем известный разговор об истинном счастье человеческой жизни (I 29 и след.). Но так как, по современному времяисчислению. Крез не мог быть еще в это время лидийским царем, то некоторые историки относят посещение Солоном Креза к более позднему времени, близкому к его смерти. Вероятнее однако, что эта история выдумана только для того, что бы яснее выставить противоположность между мудростью и высоким образом мыслей образованной грека, простого гражданина свободного государства н суетной пышностью и высокомерием азиатской властелина, полагающегося на свои земные блага и на свое легкоразрушаемое могущество. Рассказывают что во время пребывания Солона в Сардах жил там и греческий баснописец Эзоп и пользовался у Креза большим уважением. Говорят, что он сожалел о Солоне, потому что Крез после своей беседы оказал ему мало приязни, и что он сказал ему: “Любезный Солон, нужно говорить с царями как можно реже или как можно угодливее”. Солон отвечал: “Нет, напротив как можно реже или как можно лучше”.

Поселясь по возвращении из путешествия снова в Афинах, Солон должен был претерпеть в престарелом возрасте горькие испытания. Мирный труд его был разрушен новыми раздорами партий, о которых речь будет дальше; они проложили хитрому Писистрату путь к тирании. Для поддержания труда своей жизни Солон должен был, несмотря на лета, снова выйти из уединения и принять участие в общественной жизни. Вожакам партий, в особенности Писистрату, которого он считал за опаснейшего, он советовал не подвергать опасности благо и свободу государства, говорил с народом, его слушали, к нему относились с почтением, но мало заботились о его предостережениях и просьбах. Он состарился, стал чужим для молодого поколения, вожаки же партий руководились себялюбием. Тогда Солон пробовал снова прибегнуть к действию поэзии. В предостережение он говорит:

Как облака разрешаются тучей снега и града,
Как за воспламенившимся лучом следует гром,
Так точно сильные губят город и в рабство самодержца
Предают народ, прежде чем последний замечает это.
Дай лишь ему утвердиться, и тогда уже нелегко будет
Низложить его снова; поэтому нужно заботиться теперь,
пока есть время.

Когда в 560 г. партия Писистрата сделалась преобладающей в думе, а вместе с тем и приблизилась опасность тирании, тогда Солон прибегнул к более действенному средству. Подобно тому как в своих юных годах, переодевшись глашатаем, он воспламенил народ к немедленному действию, к завоеванию Саламина, так и теперь он явился в народное собрание, вооруженный щитом и копьем, для того чтобы указать на грозящую опасность и призвать на защиту свободы. Прежде он сам притворился безумным, теперь же председательствующие в думе объявили, что Солон потерял рассудок. На это он отвечал стихами: Гражданам вскоре мое известно будет безумье, Вскоре, дай истине лишь воцариться над тьмою.

Немного спустя, Писистрат уже сделался афинским тиранном и овладел Акрополем. Помня собственый закон, по которому в тревожные времена каждый гражданин должен брать чью-либо сторону, Солон поспешил на площадь и побуждал народ к восстановлению свободы. Но народ не трогался с места, одни из угоды Писистрату, другие от страха. Тогда Солон отправился домой, сложил перед своими дверями на улицу оружие и призвал богов в свидетели, что он исполнил свой долг, защищал по мере своих сил отечество и законы, словом и делом. Граждан же он упрекал:

Собственное преступление ваше повергло вас в несчастие,
Поэтому не складывайте вины на одних только бессмертных;
Вы сами сделали его могущественным, сами окружили стражей,
И участь постыдного рабства получили теперь себе в награду.
Вы следите, конечно, за речами и словами хитрого мужа.
Но мало обращаете внимания на его поступки,
В отдельности каждому из вас известны шаги хитрой лисицы,
Но во всех вместе царствует какое-то умственное ослепление.

Противники Писистрата из знати удалились из города, да и Солону, который громче и ревностнее всех противодействовал ему. друзья советовали бежать. Но он отверг совет, а на заботливый вопрос, что же защитит его от мести тиранна, отвечал; “Моя старость”. Писистрат действительно почтил его старость и вместе с тем его заслуги, стараясь снискать его благорасположение и совет.

Солон подчинился необходимости. Остаток дней он прожил, как и первые годы своей старости, в отрадном спокойствии и довольствовался служением музам и общением со своими верными друзьями. Он сознавал, что по мере сил своих потрудился на благо отечества, и был уверен, что его законы, которых не касалась и рука нового тиранна, останутся твердым якорем Афин. Он умер в Афинах в 559 г., 80 лет от роду. По другому известию, опечаленный тиранией, он удалился на Кипр, в свой родной город, и там умер. Говорят, что кости его по его желанию были перенесены на Саламин и там сожжены; пепел же был рассеян по всему острову."